Памяти Дмитрия Петровича Петрова
23 февраля 2009 года по новому стилю преставился в вечную жизнь старинный, всеми уважаемый прихожанин Андроновского храма Дмитрий Петрович Петров.
Каждая человеческая личность – сложный и многообразный мир. Наш Петрович, как привыкли называть его окружающие, был яркой личностью. О нем хочется написать особо, пока время еще не подернуло его черты дымкой забвения.
Дмитрий Петрович Петров родился в ноябре 1922 года в дер. Мерлужное Сычевского уезда Смоленской губернии в многодетной и глубоко верующей крестьянской семье. Многие поколения его предков были упорными староверами: в детстве старики рассказывали ему, как в годы гонений прятали в соломе священника от полицейских облав. Будучи лет семи, Митя уже бегло читал по-славянски, и в Великий пост вечерами отец поручал ему читать по книге «Златоуст» поучения, которые слушала вся семья. Петровы числились бедняками, жили тихо и, к счастью, в 30-е годы избежали раскулачивания и репрессий. Старообрядческая церковь, в которой Дмитрия крестили, и куда он привык ходить с самого раннего детства, была разорена и осквернена, иконы уничтожены, но верующие продолжали молиться по домам, прибегая за духовным окормлением в немногие оставшиеся храмы.
В конце 30-х годов, после окончания сельской школы, Митя Петров приехал в Ленинград и здесь выучился ремеслу паркетчика. Отсюда в самом начале войны он был призван на фронт. Всю войну прошел в войсках связи. Несмотря на обстоятельства времени, когда за любое неосторожно сказанное слово можно было жестоко поплатиться, Дмитрий не стыдился своей христианской веры и первое время говорил об этом открыто среди солдат. От своего отца он унаследовал навык не уступать, когда кто-то возводил хулу на Бога. Но однажды на него донесли, и смелость в словах едва не стоила ему жизни. Пришлось в дальнейшем быть более осторожным, но нательный крест и молитвы сопутствовали ему на всех фронтовых дорогах. Исполнительность, смелость, способность к учебе были причиной того, что Дмитрий Петров был направлен на офицерские курсы. Кончил он войну лейтенантом. После этого еще целых тридцать лет его жизни были связаны с армейской службой.
После войны пришлось несколько лет служить на Западной Украине. Однажды машина военной связи, на которой он ехал, попала под огонь миномета партизан-бандеровцев. Дмитрий Петрович чудом остался жив, но получил тяжелую контузию. После излечения он был направлен в группу советских войск в Германии. В 1951 году, находясь в отпуске на родной Смоленщине, он познакомился с будущей спутницей своей жизни – красивой, умной и дельной девушкой Шурой. Она ответила согласием на его предложение, и вскоре молодые обвенчались в Москве, на Рогожском.
После женитьбы заграничная служба продлилась недолго. Отец Шуры, арестованный по неправедному оговору, погиб в заключении. Переезд в Германию, к мужу, ей был запрещен как «члену семьи врага народа». Офицер Петров, несмотря на фронтовые награды и поощрения по службе, был переведен из Германии в безводный, только что разрушенный землетрясением Ашхабад. После нескольких лет, проведенных в тяжелых условиях Туркмении, имея на руках маленькую дочку с ослабленным здоровьем, удалось получить назначение в Великие Луки Псковской области. Впрочем, Танечка до нового переезда уже не дожила.
Оказавшись в России, Дмитрий Петрович мог гораздо чаще, чем прежде, посещать храмы – или в Москве, или рядом с родными местами – в деревне Малая Липка. Церковь в Малой Липке с 1940-х по 1980-е годы оставалась единственным старообрядческим храмом в Смоленской области. Приезжая в Москву, он всегда посещал Покровский собор на Рогожском кладбище, где вместе с супругой они говели и исповедовались у известного и всеми уважаемого священника о. Прокопия Карцева. Молитва в церкви была для Дмитрия Петровича самой большой радостью в течение всей жизни; никакие обстоятельства и искушения не могли победить в нем чистую и безусловную любовь к дому Божию. «Едино просих от Господа: то взыщу, еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню, и посещати церковь святую Его» (Пс 26). Эти слова из Псалтыри уместно было бы поставить эпиграфом к его жизнеописанию.
Неся службу в авиации, будучи всегда на глазах у других офицеров, Дмитрий Петрович неукоснительно соблюдал посты. Дома перед иконами теплилась лампада. Утром и вечером он молился по лестовке, как был приучен с детства. При этом он никогда не испытывал трудностей в общении с людьми самых разных взглядов и убеждений. Сослуживцы любили его как простого, отзывчивого и надежного боевого товарища, ценили его опыт и знания. За долгое время, отданное армии, он не испытал серьезных притеснений за свою веру в Бога. Впоследствии Дмитрий Петрович рассказывал, что многие военные летчики втайне были верующими и так же, как он, молились перед вылетами. Никому из них не приходило в голову донести на другого верующего человека или высмеивать его.
В это время у Дмитрия Петровича и Александры Игнатьевны родились и подросли дочери – Галина, Ирина и Екатерина. От матери они унаследовали красоту, жизненную стойкость, трудолюбие и прекрасные хозяйственные навыки. А непоколебимая вера в Бога и преданность старообрядчеству – это, в большей мере, плод влияния отца. Глубокая религиозность являлась отличительной чертой всей многочисленной фамилии Петровых. Брат Александр был старостой старообрядческой церкви в Сычевке, а сестра Прасковья много лет бескорыстно читала Псалтырь по усопшим и пекла просфоры на Рогожском. Старшая дочь Дмитрия Петровича – Галя, талантливая портниха, шьет теперь для нашего храма прекрасные священные облачения.
Дмитрий Петрович всегда был человеком активным, легким на подъем, с неугасающим интересом к жизни. На пятом десятке он поступил на учебу в Ленинградский институт связи, чтобы быть на уровне современных средств и не отставать от более молодых и образованных специалистов. Еще в отеческом доме, в деревне, он много читал и хорошо запоминал прочитанное. С тех пор в его памяти запечатлелись не только слова молитв, но и большие фрагменты из русской поэтической классики. Будучи уже восьмидесятилетним старцем, он за праздничным столом, бывало, эмоционально прочитывал наизусть без единой запинки:
…Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ,
Зевая, слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три;
Им квас как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюды по чинам.
И так они старели оба.
И отворились наконец
Перед супругом двери гроба,
И новый он приял венец.
Он умер в час перед обедом,
Оплаканный своим соседом,
Детьми и верною женой
Чистосердечней, чем иной.
Он был простой и добрый барин,
И там, где прах его лежит,
Надгробный памятник гласит:
«Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир,
Под камнем сим вкушает мир»…
(…) Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут...
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!..
…Последним местом военной службы Дмитрия Петровича была авиационная дивизия, располагавшаяся в городе Сольцы Новгородской области. (Его сослуживцем, а потом командиром этой дивизии, был Джохар Дудаев, впоследствии печально знаменитый вождь мятежной Ичкерии.)
В 1975 году, уволившись из армии в звании майора, Дмитрий Петрович со всей семьей переехал в Подмосковье, где получил квартиру в городе Электрогорске, в восьмидесяти километрах от столицы. С тех пор он стал постоянным и преданным прихожанином храма на Рогожском. Всегда подвижный, бодрый, оптимистичный, с простой и открытой улыбкой, он был здесь всеми любим. Он спешил сюда самыми ранними электричками – не только помолиться, но и помочь с уборкой, подменить кого-то из сторожей, поколоть лед на дворе, вместе с пономарями зажечь лампады на паникадилах… Нередко видели его и в других старообрядческих храмах области – в Павловском Посаде, Орехово-Зуеве, Андронове…
В 1992 году Дмитрий Петрович попал в чрезвычайное происшествие: на людной улице Москвы его на большой скорости сбила машина. Придя в себя в реанимационной палате, с переломами руки, ноги и ребер, он увидел молодого врача, который держал на ладони его медный нательный крест: «Вот, дед, только благодаря этому ты и жив остался!» С того времени он уже предпочитал держаться поближе к дому, и теперь постоянно ездил на молитву в наш Андроновский храм – самый близкий к Электрогорску. И здесь он также в самое скорое время стал душой всего прихода. В Андронове всегда была нужда в грамотных чтецах и певцах. Будучи глуховат (след давнишней контузии), Дмитрий Петрович, однако, стал вполне прилично подпевать на клиросе. В семьдесят лет ему пришлось обновлять полученные в далеком детстве навыки церковного чтения. Он выучился хорошо и звучно читать «Апостол». Его неутомимое трудолюбие тоже пригодилось: он мог подобрать на улице невзрачную, никому не нужную металлическую деталь и сделать из нее красивое приспособление для подвески лампад, искусно плел из медной проволоки цепочки, подклеивал старые книги.
Через четыре года после московской катастрофы с Петровичем случилась новая беда. Зимним вечером на темной улице его зверски избила толпа пьяных хулиганов. Они топтали старика ногами, били буквально насмерть. Два месяца прошли в беспамятстве, между жизнью и смертью. Врачи не давали никакой надежды на благоприятный исход. Александра Игнатьевна все это время не отходила от мужа, постоянно меняя и перестилая белье, мыла его, переодевала, всесторонне заботилась о нем круглыми сутками. Для нее, тоже далеко не молодой, это был подвиг поистине героического мужества, с предельным напряжением душевных и физических сил. Решительный перелом к лучшему в состоянии больного произошел после причащения Св. Христовых Таин. Петрович снова выбрался из ледяных объятий смерти. «Наверно, маменька молится», – так объяснял он нам своё выздоровление.После этого случая Петрович, в благодарность Богу, взял на себя подвиг – всю первую седмицу Великого поста проводить совершенно без еды, участвуя во всех церковных службах с первой до последней минуты. Земные поклоны до последних лет жизни он полагал не в скамеечку, а так же усердно и истово, как делал это в юности. Митрополит Алимпий, однажды посетив Андроново, увидел в моленной Дмитрия Петровича и весело обратился к нему: «А я-то думаю – куда же этот старый вояка подевался! Бывало, в Москве, на Марьино стояние, смотрю – семидесятилетний дед, а в землю кланяется лучше молодого. Тыщу поклонов откладет, и будто не устал вовсе. Двужильный ты, что ли?» Похоже, Петрович и вправду был двужильный…
Но всему на земле приходит конец. Последние годы Дмитрий Петрович страдал частичной потерей памяти; теперь в одиночку выпускать его из дому было уже опасно. Впрочем, сердце было по-прежнему здоровым; он не утратил даже свою прямую офицерскую осанку. Хотя Петрович никогда не любил жаловаться на жизнь, было видно, что без храма он тоскует. Впрочем, Господь подавал ему другие утешения: два года назад младшая дочь Катя порадовала стариков рождением маленькой Олечки, и почти одновременно внучка Настя подарила им долгожданную первую правнучку – Соню.
87 лет – это совсем немало. И все равно смерть Дмитрия Петровича стала полной неожиданностью. Хотя он давненько уже не бывал на службах, мы просто не могли представить себе наш храм без него. Даже сидя безвыходно дома, он, пока был жив, оставался с нами, оставался одним из нас. Теперь всем знавшим этого замечательного старика трудно будет привыкнуть к мысли о его уходе. Сам Петрович относился к своей посмертной участи с завидным спокойствием, твердо надеясь на молитвы покойной маменьки Акулины, которые столько раз спасали его на долгом веку…
Теперь понятно, почему так живо и трогательно звучали в его устах строки из второй главы «Евгения Онегина». Читая их, Дмитрий Петрович будто воочию видел свое последнее земное пристанище, а мы узнавали его собственные черты в задушевном портрете отца пушкинской героини:
…Он был простой и добрый барин,
И там, где прах его лежит,
Надгробный памятник гласит:
«Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир,
Под камнем сим вкушает мир».
Священноинок Симеон
