Памяти художника

Сегодня, в Радоницу, – первый, по русскому обычаю, день поминовения усопших после Светлого Христова Воскресения, – хочется сказать несколько слов об одном светлом человеке, недавно ушедшем из этого мира.

Однажды, лет десять назад, на одной из городских выставок я долго ходил среди картин местных художников. Мне хотелось выбрать какую-то из них в подарок родителям. Наверное, со стороны было заметно, что я рассматриваю работы с практическим интересом. Ко мне подошел один из участников выставки; мы были шапочно знакомы. «Нет, уж если серьезно выбирать, - начал он без вступления, словно мы с ним уже долго думали об одном и том же, - то вот, только Чармосов. Только!» - с чувством повторил он. Мы вместе подошли, постояли перед работой, на которую он показал. Здесь к нам присоединилась и Маргарита Ивановна, директор Выставочного зала, наша прихожанка: «А, и вас затронула «Зимка» нашего Николая Ивановича? Этот зимний день прямо кожей чувствуешь. Будто воздухом зимним дышишь. А всего-то несколько мазков!»

Нет, хоть и небогата природными красотами наша округа, но сильными художниками она не обделена. Я никогда не решился бы так отрезать, как мой знакомый художник: «Только Чармосов – и баста!» Но была в живописи Николая Ивановича какая-то особая сила, которой и в самом деле обладал только он один.

В эту минуту я вспоминаю почему-то Микеланджело. Можно надо мной посмеяться: «Ну да, в славном Павловском Посаде должны быть свои соперники Микеланджело, где же еще им быть!» Микеланджело известен уникальной способностью вселять в глыбу мрамора такую энергию, которая волной накатывает на зрителя. Это в полной мере не передают ни репродукции, ни копии. Надо быть рядом с его скульптурами, чтобы это почувствовать. Нечто подобное (простите за повод для шуток) чувствуешь перед подмосковными пейзажами, выполненными кистью… заводского пенсионера, «слесаря механосборочных работ» (согласно последней записи в трудовой книжке).

Мне посчастливилось тогда купить родителям «подарок от Чармосова». Нет, не «Зимку», которую Николай Иванович при жизни никому не соглашался продавать. Это была картина «Ранняя весна на Вохне», небольшая, примерно тридцать на сорок пять. Я нарочно не помещаю здесь ее фото, потому что между «сжатым» снимком и непосредственным переживанием картины будет пропасть.

Признаюсь, за 20 лет жизни в Восточном Подмосковье я так и не полюбил эту местность – прозаичную, скучную, плоскую по сравнению с высоким берегом Оки, где прошли мои детство и юность. О бедности здешней природы свидетельствует и тот факт, что почти все павловопосадские художники пишут одни и те же места – то немногое, за что здесь может зацепиться глаз. Или едут за «настоящими» ландшафтами в какие-нибудь неблизкие края. «Ранняя весна на Вохне» изображает именно эту скучную плоскую равнину по обеим сторонам маленькой неказистой речки. Ничто не разнообразит ее, кроме одинокой дальней колокольни…

Но происходит чудо. Земля, освобождающаяся от снега, раскрывается навстречу солнечному теплу с необъяснимой внутренней силой и красотой. Художнику не надо никаких красивых видов, никаких внешних эффектов. Земля на его картине дышит той любовью, которую вложил в нее Создатель, когда, осенив ее Своим Духом, дал ей силу порождать и питать все живое. Господи, и это – та самая искалеченная человеком земля, которая каждой весной обнажает знаки своей боли и позора – повсеместные кучи мусора, земля, которую выжигают, губя ранние побеги и семена растений и бесчисленную спящую в почве живность… Да если бы хоть раз эти зажигатели, будь они неладны, увидели ее так, как увидел ее Николай Иванович! Если бы ощутили они бесконечно богатую, разнообразную, таинственную жизнь этой земли, – не смогли бы они и шагу ступить по ней без благодарности и восхищения.

На этом небольшом холсте всё поет – земля, вода, воздух, солнце… Краски не «положены», а будто брошены на холст резкими, сильными, широкими мазками. В каждом ударе кисти сконцентрированы и солнечный луч, и порыв ветра, и что-то еще такое… может быть, не из числа физических явлений, а иной природы…

С автором всей этой дивной красоты мне довелось встретиться при его жизни лишь два раза. Однажды это было у него на дому. В квартире хрущевского дома, где картины стояли вдоль стен в два или три ряда, сокращая и без того небольшую площадь. Хозяин – рослый пожилой мужчина с добрыми голубыми глазами и большими сильными руками. Старые работники завода «Экситон», которые в 70-е годы летней порой выезжали в поля на заготовку сена, помнят Николая Ивановича как отменного косаря. Вот такая же удаль, мощь руки – точнее, такая сила чувства, вложенная в руку, – отпечаталась и в его картинах. Чувства вполне земного, сочного, телесного – и, одновременно, поднимающего душу в высокий полет. А если приглядеться внимательно, не спеша, можно было рассмотреть всё это и в лице Николая Ивановича, в свете его глаз, в звуке голоса. Только же нам всё недосуг. Не хватает у нас на это времени и усердия – вглядываться в души наших ближних…

Из впечатлений той короткой встречи осталось в памяти ещё одно. Дома была и жена Николая Ивановича – Лариса Алексеевна. Было заметно (хотя и никак специально не подчеркивалось), что супругов связывает яркое и свежее чувство, которому впору позавидовать и молодым влюбленным. А ведь семейный стаж их тогда уже перевалил далеко за сорок. Может быть, в этом опыте счастья и коренилось гармоничное и светлое мироощущение Чармосова.

В 2006 году в Павловском Посаде прошла первая персональная выставка художника. Первая… в шестьдесят семь лет. Тогда еще не было этого сайта, а так хотелось запечатлеть работы, написать об авторе. Меня это мучило как неисполненный долг в течение года. Наконец я собрался, поехал по знакомому адресу. Николая Ивановича дома не было. Сын сказал мне, что родители живут теперь на даче (в доме, который Чармосов построил полностью своими руками). Через какое-то время Николай Иванович сам позвонил мне. Я сказал, что подумываю написать небольшую статью о нем, что хорошо бы встретиться, побеседовать… «Пожалуйста, когда вам удобно», - энергичным и теплым голосом ответил Чармосов.

Впоследствии мне стало известно, что ко времени этого нашего разговора он уже знал свой онкологический диагноз. Знал, что жить осталось совсем немного. Не знал об этом я. За повседневной суетой благое намерение оказалось отложенным, как часто бывает, в долгий-долгий ящик. А сроки были так коротки.

9 февраля этого года Николая Ивановича не стало. Он умер через несколько дней после своего семидесятилетия. Работал, говорят, пока был в силах держать кисть. К сороковому дню картины и этюды последних лет и месяцев жизни были выставлены в специальной экспозиции. В этих картинах живет все то же молодое, пылкое, радостное чувство красоты мира, что и раньше. Страдание не замутило его ясный и полный любви взгляд на жизнь.

Мне ни разу не пришлось говорить с Чармосовым о Боге, о молитве, о таинствах. По всей вероятности, он мало читал на эти темы в книгах – как почти все в его поколении. Но понимал он в этом – не на словах, а на своем языке художника – думаю, гораздо глубже, чем массы «воцерковленной» публики, чем иные профессионалы от религии. В его искусстве звучат и молитва, и проповедь, и таинство незримого причащения Слову Божию. Его искусство – это сама жизнь, одушевленная тем видением, которое было дано нашему праотцу в Эдемском саду. Или еще апостолу Павлу, когда он пророчествовал, как сотворенный мир «освободится от рабства тлению в свободу славы чад Божиих» (Рим 8, 21).

С верой молю Христа-Спасителя воскресить и этого замечательного человека во славе чад Божиих. А до тех пор – пусть его полотна вдохновляют новые благородные души на то, чтобы деятельно любить вверенный нам мир, украшая его радостным творческим трудом.

Священноинок Симеон

Основные даты биографии художника Николая Чармосова:

1939 – родился в г. Павловском Посаде.

Вторая половина 40-х – 50-е гг. – вместе с отцом-офицером жил в Польше, затем на Дальнем Востоке.

В 1960 г., по возвращении в родной город, поступил на работу слесарем на шелкоткацкой фабрике им. Свердлова, одновременно учился на вечернем отделении местного филиала текстильного института. Специальность – инженер-механик. В 1961 г. познакомился с будущей женой Ларисой Алексеевной, с которой вступил в брак через четыре года. В браке родились двое сыновей.

В 1966-67 гг. учился на живописном отделении Заочного университета искусств.

В 1970-90-е гг. – инженер ОКБ завода «Экситон». Возглавлял группу художников-конструкторов в отделе механизации и автоматизации.

После выхода на пенсию в конце 1990-х гг. работал на должности слесаря механосборочных работ.