Предлагаемый вниманию читателей текст был закончен через несколько дней после окончания Всемирного русского собора. Но только сейчас представилась возможность разместить его на сайте. Изложенные мною мысли не претендуют на оригинальность, но представляются своевременными в связи с предпринятыми на соборе попытками наметить очертания новой национальной идеологии

Святая Русь: что делать?

Недавно в передаче одной из популярных московских радиостанций прозвучала такая фраза: «Православие – это такая разновидность христианства, которая не выработала ни собственной этики, ни бытовой и правовой культуры». Понятно, что главной мишенью этого высказывания является не православно-христианское исповедание как таковое, а сама Россия, как цивилизация, которая в глазах говорящего заслуживает весьма низкой оценки в сравнении с цивилизацией западной. Сомнительно, чтобы автор этой цитаты хорошо знал православие изнутри. Но при всей очевидной несправедливости приведенных слов, от них нельзя просто отмахнуться. Подобного рода высказывания можно нередко услышать и в быту. Прихожанин нашего храма на днях спросил меня: «Интересно, почему православные народы всегда живут беднее и хуже других? Это как-то связано с верой, или сложилось исторически?»

В качестве ответа на подобные высказывания и вопрошания, я хочу поделиться некоторыми своими мыслями.

Восточное православие, в самом деле, традиционно уделяет относительно немного внимания практическому жизнеустройству – быту, праву, светской культуре. И дело здесь не в неуважении к личности, как пытаются зачастую представить, но скорее в противоположном. «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный» (Мф 5, 48), - говорит Христос в Евангелии. Учение об об ожении, как о смысле человеческой жизни, закрепленное в святоотеческом предании на протяжении веков, - от св. Григория Богослова до св. Григория Паламы, и хранимое до сего дня, - ставило перед человеком высочайшую задачу: стать не просто добрым или порядочным, но святым. Ожидание будущей славы, полноты приобщения Богу побуждало богословов и подвижников православного Востока пренебрегать скорбями настоящего. «Блаженны плачущие ныне, ибо вы возвеселитесь» (Лк 6, 21) – это тоже сказано в Евангелии. И восточное христианство безоговорочно соглашалось считать земной мир и, в особенности, человеческое общество – юдолью слез, местом страданий и борьбы, устремляя все лучшие силы не к попыткам улучшить его, а к освобождению от его страстей и соблазнов. Православный аскетизм, богословие, богослужение, православная икона – все эти средства служили одной цели: явить в настоящем образ божественной жизни будущего века. На этом пути Восточная Церковь достигла неоспоримых высот, собрала духовный потенциал, который в течение почти двух тысячелетий питал стремление к подвигу и святости. Образ добродетельного православного христианина, конечно же, предполагал милосердие к страждущим всякого рода, но сами дела милосердия на христианском Востоке обычно рассматривались как путь личного спасения, а не как социальная программа.

Духовный подвиг – всегда дело свободного выбора. И устремляя свою паству к высотам обожения, Восточная Церковь тем самым выражала весьма высокое доверие к человеческой свободе. Но сферы будничных человеческих отношений, быт, экономика, политика, - нуждаются, как известно, и в ограничении свободы, в некотором принудительном регулировании. И трудно не признать, что эти области испытали на Востоке меньшее нравственное воздействие Церкви, чем на Западе. Отчасти так было потому, что Восточная Церковь не стремилась держать в своих руках средства принуждения. Она сама, в большей или меньшей степени, зависела от государственной власти и была далеко не свободна в общественных инициативах.

Может быть, именно у нас, в России, особенно чувствовался контраст между возвышенной красотой творческих проявлений православной веры – и политическим деспотизмом, жестокостью, низким уровнем нравственности и культуры бытовых отношений. Обостренное чувство этого трагического противоречия вдохновило таких свидетелей человеческого страдания, как протопоп Аввакум и Достоевский, на создание их бессмертных книг. Но, с другой стороны, это переживание привело к бунту против христианства столь великого художника слова, как Лев Толстой. Оно, наконец, толкнуло в революционную борьбу тысячи людей, которые, если бы не отреклись от Христа, то, по своей самоотверженности и желанию подвига, могли бы стать святыми.

Вступая в новое тысячелетие, мы не можем не задумываться над этим противоречием в жизни и истории русского православия, уходящем корнями в давние века, гораздо глубже, чем времена реформ 17 и 18 века. И как раньше, так и теперь, мы, люди Церкви, теряем многих деятельных и неравнодушных людей. Причина – глубокое расхождение между церковной верой и реальной жизнью православных. И поражает не только сам этот контраст, но и всеобщая убежденность в том, что иначе и быть не может. Это не просто жизненная ситуация, но, для многих из нас, это и жизненная позиция. Поэтому, к сожалению, не приходится говорить об ощутимом благотворном влиянии церковной веры на жизнь современного русского общества в целом.

Мир во зле лежит, - кто ж с этим поспорит. Но, что так тому и быть положено, а если хочешь быть верующим не только по названию, то беги от мира подальше, - это, конечно, очень спорное утверждение. А ведь именно отсюда и исходят многие искажения в духовной жизни, которые здесь не место перечислять, объединяемые общим стремлением – бегства от реальности. Бегства от ближних, от общества с его недугами, - а значит, и от реального служения ближним и народу, от реального участия в делах Христа.

Когда есть больной – нормальные люди ищут врача, независимо от того веруют они в Бога, или нет. Если мы найдем врача, который любит людей, знает и любит свое дело, и делает его с верой в Бога, это прекрасно. Гарантировать нам исцеление не может даже он, но не воспользоваться этой возможностью – глупо и грешно. Как больной человек, так и больное общество нуждается во врачах, медсестрах, сиделках, в добром слове, в молитве, конечно же. Кто откликнется на зов о помощи? Кто, как не христиане?

Ясно, однако, что общество больно всесторонне. Религия, политика, культура, предпринимательство, труд, образование, оборона, охрана правопорядка, забота о престарелых, экология – буквально все сферы нашей жизни поражены тяжелым недугом, который кто-то уже готов считать неизлечимым. Но где те врачи, которые использовали все доступные средства, и имеют право сказать: «Мы сделали всё, что могли»? Зададим сами себе вопрос: не слишком ли легко мы – ПО ПРИВЫЧКЕ – соглашаемся с тем, что, поскольку «мир во зле лежит» (1 Ин 5, 19), то не стоит ему в этом мешать? А может быть, за этими словами мы забываем о других словах апостола Иоанна Богослова: «Кто побеждает мир? – Только тот, кто верует, что Исус есть Сын Божий!» (1 Ин 5, 5).

«Побеждает мир только тот, кто верует во Христа», - уверенно учит возлюбленный ученик Христов. Значит, только христианин – и есть тот врач, тот добрый человек, в котором нуждается больная Россия. И, если мы, христиане, окажемся не на высоте своего призвания, если пассивностью и ленью посрамим данное нам знамя победы над миром, - то нас (говоря словами Евангелия) надо выбросить, как соль, которая утратила свой вкус.

Итак, именно христиане должны осознать в себе призвание трудиться над тем, чтобы жизнь в нашей стране становилась более доброй и праведной. Увенчаются ли успехом их труды, зависит не только от нас. Но дела человеческие судятся по намерению. И именно в делах, как говорит Священное Писание, проявляется вера (Иак 2, 17-18).

* * *

Теперь я хотел бы привести исторические примеры в пользу того, что общественная пассивность все-таки не является для православных безусловным правилом.

Общеизвестно, что старообрядчество с первых лет раскола 17 века испытало огромное искушение бежать из мира. Посмотрим на дело глазами русского человека той эпохи. Раскололся «третий Рим», сакральная православная держава. Претерпел изменения богослужебно-обрядовый строй, испытанный и надежный, в глазах современников, способ связи между землей и небесами. Хранители многовековых традиций благочестия оказались жестоко гонимы в собственном отечестве. Самые болезненные и трагические проявления бегства от мира, казавшегося отныне чужим и оскверненным, тоже хорошо известны. Но постепенно все больше проявлялась другая, противоположная тенденция в сознании и практике староверов: стремление к крепкому обустройству на земле. Признавая, в принципе, наступление последних времен, старообрядцы всех (во многом различающихся между собой) направлений жили и трудились так, как будто рассчитывали на очень долгие сроки. Расчета здесь не могло быть: правовое положение староверов в России 18-19 вв. не давало им гарантий на свободное пользование плодами своего труда. Значит, созидательный труд просто воспринимался в их среде как добродетель, как достойный и праведный образ поведения.

Образцы трудолюбия, рачительного хозяйствования старообрядцы показывали практически везде, где им приходилось жить, - как в самой России, так и за ее рубежами, в совершенно разных природных и социальных условиях. Эта черта характера снискала им уважение у других народов. Еще в начале 19 века австро-венгерские чиновники отзывались о русских староверах, поселившихся в Буковине, как о лучших подданных империи. Столь же высоко ставили их трудовые качества, дисциплинированность и зажиточность в Прибалтике, Польше, Турции, Маньчжурии. В наши дни русские староверы обживают и возделывают землю в прежде непроходимых дебрях Амазонки. Теперь на этой земле построен целый город. Но вернемся в Россию. Мало кто помнит теперь, что около полувека назад молодой тогда писатель Виктор Астафьев, в ходе хрущевской антирелигиозной кампании, выступил с рассказом о староверах, где приписывал им ни больше, ни меньше как человеческие жертвоприношения… Зато в конце своей жизни В. Астафьев, как известно, много раз печатно и устно высказывал надежду, что, если России суждено возродиться, то этому помогут опыт выживания, твердость характера и трудовые навыки старообрядцев Сибири…

Я не пытаюсь пропагандировать здесь старообрядчество как отдельное вероисповедание. Это исторические свидетельства в пользу того, что православная вера совсем не обязательно предполагает невнимание к социальному благоустройству. Мне могут возразить, что часто старообрядцы держались замкнуто и отчужденно от остального населения, и по этой причине их собственный положительный опыт не мог послужить обществу в целом. Но, во-первых, умножение национального богатства в честном созидательном труде – в любом случае служит благополучию всего общества. И поднятая трудом старообрядцев металлургия демидовского Урала, и, например, морозовский текстиль были несомненным вкладом в благосостояние и экономическую мощь тогдашней России, - точно так же, как освоение староверами амазонской сельвы умножает национальное богатство Боливии. И бытовая обособленность староверов этому не помешала.

Однако это еще не все. Эпоха Николая II, даровавшего старообрядцам свободу вероисповедания, была отмечена качественно новыми явлениями в социальной активности староверов. Я имею в виду социальные мероприятия старообрядческих предпринимателей того времени. Эти меры отнюдь не ограничивались кругом «своих по вере», но имели в виду нужды всего общества. Можно говорить о масштабных комплексах бесплатных, хорошо оснащенных больниц в крупных городах, основанных и содержавшихся на средства предпринимателей-старообрядцев, – Солдатенковской и Морозовской в Москве, Громовской – в Петербурге, Бугровской – в Нижнем, Шамовской – в Казани, и др. Можно говорить о вкладах в образование, науку и исследования, которыми прославились, например, Рябушинские.

Но было и другое, а именно – воспитание в простом человеке чувства хозяйской ответственности. Приведем в качестве иллюстрации один пример – порядки на фабриках товарищества Богородско-Глуховской мануфактуры Арсения Морозова. Арсений Ив. Морозов известен, прежде всего, как храмоздатель и меценат, создатель хора, получившего всероссийскую известность. Но его повседневное отношение к рабочим (среди которых старообрядцы составляли относительно небольшую долю) тоже очень интересно. Нормальным сроком проживания рабочего в условиях общежития считался один год. Затем администрация товарищества выделяла рабочему надел земли и определенное количество строевого леса, из которого он своим трудом, с помощью родных и соседей, мог построить собственный дом с надворными постройками. Давались средства на приобретение скота и семян. Это поддерживало самостоятельное, заинтересованное отношение к работе, повышало чувство стабильности и собственного достоинства, прививало уважение к труду и имуществу другого человека. Переход массы народа из деревенских условий в городские во всех странах, во все времена, был очень болезненным процессом. Но в варианте Морозова он был существенно смягчен и приводил не к люмпенизации, а к социальному и культурному росту. Вчерашний крестьянин становился не пролетарием (которому «нечего терять, кроме своих цепей»), а полноценным гражданином.

Если бы большая часть крупных собственников и управленцев тогдашней России следовала описанному примеру, то 20-й век для России был бы иным. И десятки миллионов жизней не были бы унесены ураганом классовой ненависти. Историю уже не перепишешь. Но заботиться о будущем, учитывая уроки прошлого, - естественно для мудрого и ответственного человека.

Связь между трудом, собственностью, социальной ответственностью и любовью к Родине была аксиомой уже для античных греков. Именно это сочетание и предопределило поразительный расцвет греческой полисной цивилизации. Отменило ли эту связь христианство? Напротив. Оно, в отличие от социальных учений античности, возвещает о братстве перед Богом всех людей. Все люди призваны во Христе к тому, чтобы унаследовать грядущее царство Божие. Равным образом, каждый человек имеет право достойно жить на своей земной Родине, украшая и обогащая ее, участвуя личным трудом в общем благоустройстве жизни своего народа и, тем самым, исполняя вверенное ему Богом служение.

Россия – страна пока еще значительных природных богатств; но главное ее достояние – это, конечно же, люди, наши с вами ближние. Что каждый из нас, в меру своих возможностей, сделал для ближних, для их благосостояния, нравственного и физического здоровья, - за это он даст ответ перед Богом. От этого будет зависеть, унаследует ли он благодарную память потомков, или их упреки, а то даже и проклятия. Идут тысячелетия, сменяют друг друга народы и цивилизации. Но созидатели, творцы, труженики добра и красоты не умирают в памяти человечества.

Даже когда каждый день приносит неудачи и разочарования, когда кажется, что созидательный труд в современной России не приносит плода и не имеет перспектив, собранное поколениями духовное богатство нашей Родины и нас, сегодняшних ее сыновей, побуждает трудиться. Пусть наши дела покажут, что она поистине достойна своего древнего, славного, и еще не забытого имени – Святая Русь. Святая – значит, праведная, добрая, духовно возвышенная и прекрасная. Разве мы не знаем ее такой? Именно такова она в Рублевской иконе, в тургеневских рассказах, в музыке Свиридова, и в бесконечной череде других чудесных созданий человеческого духа, запечатленных светом Божией красоты. Что мешает любому из нас умножать на земле отражения этой красоты? Дело за нашим выбором, нашей доброй волей. Сделать правильный выбор нам способны помочь вера в Бога, и чувство ответственности перед Ним за данную нам жизнь. К этому же взывает наша человеческая и гражданская совесть.

Священноинок Симеон