16 (29) сентября. Память святой благоверной Людмилы, княгини Чешской

Канон в формате Adobe Acrobat, чёрно-белый, 1250 кб: Ludmila-Ceshska-bw.pdf
Канон в формате djvu, цветной, 430 кб: Ludmila-Ceshska-color.djvu

Св. Людмила Чешская. Старообрядческая икона, конец XIX века

Св. Людмила,
княгиня Чешская

Бытует мнение, что канонизация невинных жертв политической борьбы - свв. князей Бориса и Глеба, а позднее - св. царевича Димитрия, - есть некая особенность русского христианства, отражение якобы специфически русского понимания святости невинного страдания как такового. Из этого тезиса далее делаются выводы, соответственно мировоззрению и целям рассуждающего. Российские западники при этом с удовольствием обличают свой народ в бессмысленной и тупой покорности, возводимой у нас в ранг религиозной добродетели. Православные неомонархисты, со своей стороны, тут же проводят линию от свв. страстетерпцев русского Средневековья к последнему петербургскому императору и развивают учение о "Царе-искупителе".

Однако, почитание венценосных страдальцев ни в коей мере не является русской особенностью. Русскую специфику составляет, пожалуй, только выделение их в специальный "страстотерпческий" чин, отличный от чина мучеников за веру. Но и это различение есть черта довольно поздняя. В домонгольские времена, да и гораздо позже, свв. Бориса и Глеба чаще всего называли просто мучениками.

И вот это явление следует признать общим для европейских народов, принявших христианство в Средние века, на начальной стадии их обращения. На страницах "Церковной истории народа англов" св. Беды Достопочтенного мы с удивлением открываем целый цикл повестей о королях-мучениках, о смерти которых до боли напоминают нам сказание прп. Нестора Летописца о Борисе и Глебе или летописную повесть о убиении Андрея Боголюбского.

Своих князей-мучеников имеет и близкая к нам Чехия. Именно Чехия, принявшая христианство менее чем столетием раньше Руси, могла самым непосредственным образом дать своим восточным соседям пример в почитании князей, явившихся жертвами человеческой ненависти и властолюбия.

Именно в то время, когда на смену воинственным языческим культам пришла вера в Бога, отдавшего Себя на муку и смерть за грешников, но политическая мораль отнюдь не спешила делать поправки на это, образы жертв политического насилия явились для молодых христианских народов в высшей степени поучительными. В осмыслении их земной и посмертной судьбы было заключено чрезвычайно многое: неизбежный трагизм истории, ощущение эфемерности, зыбкости любых иерархий, законов и авторитетов мира, который, по словам апостола Иоанна, "лежит во зле", и, в то же время, весть о решительной победе Бога над злобою мира, одержанной на Голгофском Кресте и совершающейся каждый день. Чудеса от гробов и мощей невинных жертв, грозные явления данной им от Бога славы (как, например, столп света, по которому было найдено в смоленских лесах скрытое убийцами тело св. Глеба), их посмертное участие в жизни своих народов, молитвенное заступничество за свои страны, - все это было живым наглядным продолжением Евангелия Христова на английской, чешской, русской земле. Причем победа над дьяволом одерживалась в данном случае не в монастырях, не в пустынях, а в самой твердыне зла, там, где насилие имеет силу закона и необходимости - в политической области. Нам еще предстоит оценить, скольким обязана христианская цивилизация Европы, - в том числе и ее политическая культура, вплоть до наших дней, - Эдварду и Освальду, Вячаславу и Людмиле, Борису и Глебу.

Как самый скромный, самый малейший вклад в это осмысление, предлагаю вниманию благочестивого читателя канон св. княгине Людмиле Чешской, написанный мною в 2004 году. В запеве канона я предпочел называть ее благоверной княгиней, а не мученицей. Но в сказании Пролога о ее кончине она именуется именуется мученицей, и это является для верующих более привычным. Поэтому каждый, кто пожелает, имеет полное право делать запев: "Святая мученице Людмило, моли Бога о нас". Мне же, по указанным выше соображениям, хотелось подчеркнуть именно аспект княжеской святости.

Ниже мы помещаем отрывок из статьи Т. Л. Мироновой "Как формировалась древнерусская орфография". Он имеет прямое отношение к теме сегодняшнего дня. Основным предметом статьи является вопрос о чешско-моравском влиянии на древнерусскую письменность.

"В конце 10 века Чехия непосредственно граничила с Киевской Русью: чешским князьям принадлежал Краков и прилегающие к нему земли. Согласно "Повести временных лет", Владимир Святославич жил в мире с чешским князем Ольдржихом, а, по сообщению В. Н. Татищева, дочь Владимира Святого была женой чешского князя Болеслава Третьего. Исторические связи Руси и Чехии прослеживаются и в 11 в. Так, в 1034 г. Ярослав Мудрый называет своего сына Вячеславом, что свидетельствует о сложившемся почитании чешского князя-мученика на Руси. Русских же князей-мучеников Бориса и Глеба почитали в Чехии. Согласно записи в хронике Сазавского монастыря, в 1095 г. в Сазавском храме был основан придел в честь свв. братьев Бориса и Глеба, куда были вложены частицы их мощей.

Напомним, что чехи в числе первых из славянских гародов получили из Великой Моравии славянскую литургию. Время правления боголюбивого князя Вячеслава (до 935 г.) характеризовалось поддержкой славянского богослужения и книжной деятельности. По-видимому, в этот период истории чешского государства учениками Мефодия, нашедшими здесь приют, осуществляются дальнейшие переводы книг с греческого и латинского языков на славянский. После правления Болеслава Первого, убийцы кн. Вячеслава, книгописание возобновилось. В период времени с 967 г. до середины 11 века должен был окончательно сложиться и оформиться культ св. Вячеслава и его бабки Людмилы, принявшей мученическую кончину в 921 г., тогда же могли быть созданы Жития Вячеслава и Людмилы и служба Вячеславу, которая обнаружена в цикле древнерусских Новгородских Миней.

Основным очагом развития книжности в это время в Чехии был Сазавский монастырь, где устойчиво сохранялось славянское богослужение. Основатель этого монастыря св. Прокоп умер в 1055 г., и тогда латинские священники убедили чешского князя Спитигнева, что сазавские монахи через славянское письмо впали в ересь. Монахи, сторонники богослужения на славянском языке, были изгнаны из Чехии, окончательное выдворение последних приверженцев славянского языка среди чешского монашества состоялось в 1091-1097 гг. - после смерти князя Вратислава.

Действительно, 1055 и 1095-1097 гг. - возможные сроки появления на Руси монахов-беженцев из Чехии, принесших с собой славянские книги... О том, что Созавский монастырь имел обширную библиотеку таких книг, свидетельствует факт, что в 1097 году, когда славянский язык в Сазаве был запрещен, последний из учеников св. Прокопа настоятель монастыря Божетех и его единомышленники изгнаны, вновь назначенный настоятель Сазавы Детхарт не нашел в монастыре ни одной неславянской книги".

(Древняя Русь. Вопросы медиевистики. Вып. 1(11). Март 2003 г., с. 54).