Звон издалёка

---

 

– Посмотрите, отче! Давайте сотворим молитву: остановиться или нет?

Отец Алексей, задремавший в тёплой кабине, встрепенулся от взволнованного голоса Вани. Да, это он сам однажды сказал Ивану, что надо усиленно творить в уме Исусову молитву, когда видишь у дороги человека, поднимающего руку. «Господь положит на сердце, есть ли воля Его на то, чтобы ты остановил машину», – говорил он тогда. И сейчас он понял Ивана ещё прежде, чем успел разглядеть что-то за стеклом. «Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. Аминь», – сказали оба хором.

Иван сбавил скорость. Под желтоватым светом придорожного фонаря две девушки, подпрыгивая на месте, отчаянно махали руками. Отцу Алексею бросилась в глаза ярко-красная куртка одной из них. «Эх… – покачал он головой, расценив это как признак путешественницы вполне определённого сорта, но через секунду прибавил: – Что ж делать, останавливай. Замёрзли, видно. Подвезём, сколько будет по пути».

Выдохнув непослушными, застывшими губами: «С Новым Годом! Большое спасибо!», девушки прижались друг к дружке на задних сиденьях.

– Оделись вы, девушки, не по погоде, – выговорил им священник, когда машина тронулась. – Надо ж было думать, вдруг придётся долго быть на морозе. Давно стоите?

– Да весь день домой добираемся, с самого утра. Насмерть окоченели. И это Новый Год, называется! Умереть можно! – ещё дрожащими от холода голосами заговорили пассажирки.

– Что же ваши друзья не помогли вам даже деньгами на дорогу? Это уж как-то совсем непорядочно.

– Вот так и вышло. Ни друзей, ни денег. Мы даже не ели ничего со вчерашнего вечера. Нет, за всю жизнь такого Нового Года не было. Ещё говорят: как Новый Год встретишь, так он и пройдёт.

Говорила больше одна из девушек, другая, наверное, вовсе озябла. Отец Алексей, не оборачиваясь на собеседниц, постепенно стал различать их по голосам. У первой голос был погуще и потвёрже, очень плотный и земной, а у другой – будто откуда-то издалека звенел тихий печальный колокольчик. Узнав, из какого города едут подруги, он без труда представил себе их более чем стокилометровый маршрут. При двадцати градусах мороза с ветром, «автостопом» от перекрёстка к перекрёстку, в хилых курточках – это путешествие выглядело не то что опасным, а прямо безумным делом. Чтобы на него решиться, надо было иметь или очень большую нужду, или полную бесшабашность. «То ли их пьяными туда завезли?» – с жалостно-брезгливым чувством подумал священник.

– Может быть, не угодно было Богу то, ради чего вы ехали? Как думаете?

– Да, это скорей всего, – грустно согласился Колокольчик.

– Взяли бы вы себе такое правило: когда только встаёте с постели – попросите Бога открыть вам то, что вам нужно сегодня сделать. Куда идти, или ехать, или чем заниматься. Если вы сами захотите делать то, что хочет от вас Бог, значит, Он Сам будет вам помогать.

– А Он и так помогает. Я, например, всегда утром молюсь. «Отче наш» читаю и «Богородицу», – уверенно сказала Земная.

– Очень хорошо, что читаете. Вот вы читаете: «Не введи нас во искушение». И как вы думаете: разве не искушение, что с вами получилось в этом Александрове? Ведь вы же сами задумали туда ехать, а Бога не спросили, хорошо это, угодно ему, или нет.

– Да нехорошо, и так ясно. Ну, сложно всё объяснить. Трудно так жить, как вы говорите. Мы же не в пустыне, не сами по себе, в миру живём.

– Вот именно, что не сами по себе. От того люди друг другу и причиняют боль, что не ищут воли Божией, а каждый ищет своего, не думая, каково оно будет для других. Вы не замужем?

– Нет. Но у меня есть ребёнок, – ответила Земная.

– Вот как. А сколько же ему? Мальчик или девочка?

– Мальчик. Уже шесть лет.

– А замужем так и не были?

– Нет, не была.

– А с кем же он сейчас?

– С моей мамой.

– Скажите, а чем вы вообще занимаетесь, если не секрет?

– В плане работы? Пока я нигде не работаю. Училась в медицинском техникуме, но не кончила. Когда я решу свои проблемы, буду учиться дальше. И работать тоже. Всё-таки у меня сын растёт.

– А вы? – спросил отец Алексей у Колокольчика.

– Вообще… Я училась… Сначала в колледже, а потом по международному студенческому обмену, за границей. Мне, конечно, надо продолжать… В этом году мне надо обязательно поступить в институт. <*p>

– Девушки, а вы часто бываете в церкви?

– Нечасто. Слишком грешные, – серьёзно ответила Земная.

– Но мы все – грешные.

– Нет. Не все. То есть все по-разному. А у меня бабушка в церкви поёт.

– Просто как прихожанка?

– Она служит там как певчая. Вы в Санникове церковь знаете? Вот там она поёт. Она всех священников знает, – наверное, и вас тоже. Да и её все знают, она заслуженная учительница, всю жизнь работала в школе. Я была у них на службе на Пасху. Причащалась даже.

Разговор завязывался серьёзный, и отец Алексей спросил имена собеседниц. «Земная» оказалась Аней, а «Колокольчик» – Настей. Насте и принадлежала ярко-красная куртка. Оказалось, что едут девушки именно в город Покров, куда держали путь и отец Алексей с Иваном. Это было счастливым обстоятельством. У отца Алексея был срочный вызов к больному, сворачивать куда-то далеко в сторону не было времени, а оставлять бедолаг поздним вечером на тёмной трассе, на ледяном ветру – совесть не позволяла.

Тем временем Ваня завернул к автозаправочной станции. Остановив машину, он пошёл расплачиваться за бензин, а Аня выскочила по естественной надобности, и заодно покурить. Настя-Колокольчик осталась на месте. Похоже, она всё никак не могла согреться.

– А вы, Настя, давно были в храме?

– Давно-давно. Я очень хочу исповедаться. А вы действительно в церкви работаете?

– Да, я священник.

– И к вам приходят исповедоваться люди?

– Конечно.

– Мне очень нужна исповедь. Но только настоящая, за всю жизнь. Где ваша церковь? Я когда-нибудь к вам приду. Даже очень скоро приду. Это будет серьёзный разговор… У меня очень большие проблемы.

– Но у меня, боюсь, нет достаточных средств, чтобы решить все ваши проблемы. Мы с вами помолимся Богу, чтобы Он дал вам правильный взгляд на вашу жизнь, и вы, может быть, сами поймёте, что делать. А если что-то изменить – выше ваших сил, пошлёт вам помощь через других людей. Но самолично устроить вашу жизнь я не берусь.

– Хорошо, вы помолитесь, и Бог мне поможет. Я почему-то верю. А вообще мне нужна клетка.

– Что значит – клетка?

– Как для зверей в зоопарке. Или как в милиции.

– И чтоб рядом автоматчик с собакой, – подхватила Аня, открывая дверцу и забираясь на свое место. Священника удивило, как она, едва ли слышавшая последние слова, моментально включилась в разговор.

– Откуда вы знаете, о чём мы говорили?

– Да как не знать. Мы про эту клетку всё время друг дружке говорим. А что, у вас есть она?

– Нет. Клетки нет. Караулить я вас тоже не взялся бы. Но вера во Христа даёт не клетку, а наоборот, свободу.

– На фиг она нужна, эта свобода. (Ой, извините.) Дуракам не надо давать свободу.

Отец Алексей хотел сказать: «Я имею в виду свободу от страстей, которые вводят человека во всевозможные грехи. А на вас сейчас эти страсти верхом ездят», но в этот момент вернулся Ваня, и он потерял мысль. Поехали дальше. Тут и Ване захотелось принять участие в разговоре.

– Батюшка, благословите, я спрошу у девушек кое-что? Девушки, вы в самом городе Покрове живёте?

– Ну да.

– У меня был знакомый из вашего города. И он, года три назад, рассказывал такую историю. Есть у вас в Покрове такое предприятие – «Штольверк-Рус»?

– Да, это где шоколадные конфеты делают.

– Эта фирма немецкая, так ведь? И вот, говорит, приехал туда парень из Германии, наладчик какого-то ихнего оборудования. И влюбился в одну нашу русскую девчонку. А она наркоманка была. И этот немец будто бы целых два года вытаскивал её из всяких притонов, пробовал лечить ее, – в общем, чего только не делал, бедный, но она всё равно умерла от передозировки. А может, от отравы какой-нибудь. У вас же там, говорят, героином цыгане торгуют… И он, парень этот, насмерть замёрз у неё на могиле. Зимой дело было. Так это правда, или нет?

Некоторое время было тихо. Может быть, секунд пятнадцать всего. Наконец, Аня-Земная выдала механически-равнодушным тоном:

– Не знаю. Да навряд ли. Врут, наверно. Да что он, немец, совсем чокнутый, что ли?

Впрочем, под конец её голос дрогнул.

А Настя молчала. Тут уж не колокольчик далёкий, – в Настином молчании священник будто погребальный колокол услышал. Какая-то тёмная и страшная глубина приоткрылась. Но объяснить себе это ощущение отец Алексей не мог…

– Ну, вот и Покров. Где будете выходить?

Улица, которую назвали девушки, была недалеко от того места, куда ехали отец Алексей с Ваней.

– Ну, а вы, Настя, когда же собираетесь на исповедь?

– Не знаю. Когда скажете.

– Теперь у меня до Рождества и свободного времени не остаётся. Вы же хотите, чтобы не спеша. Знаете, в крайнем случае, может быть, давайте так. Сейчас мы минут за сорок управимся и поедем обратно. Встретимся с вами на том месте, где вы сейчас выйдете. И съездим вместе в наш храм – это же чуть больше получаса дороги. Я исповедаю вас, и попрошу Ивана отвести вас обратно сюда. Вернётесь домой не позже девяти. А иначе вас снова закрутит какая-нибудь суета, и вы долго ещё не решитесь придти на покаяние.

– Поедем, Аня?

– Поедем. И начнём новую жизнь. Мы дадим Богу обещание. А у вас, может, какое-то занятие при храме есть?

– Вот и я хотела это спросить. Мы поможем, чем надо, – оживлённо вставила Настя.

– А что вы умеете делать?

– Да всё будем делать, что скажете. Голова есть, руки тоже: научиться всему можно.

«Какая у них реакция друг на друга. И мысли, и настроение моментально передаются от одной к другой, как в одном теле. Им даже слов почти не нужно, – настороженно отметил священник. – А если Аня сейчас захочет на какую-нибудь гулянку, то и Настя с пол-оборота заведётся». Он почти пожалел, что предложил им эту поездку. Но ведь Настя сама попросила. Отказать человеку в покаянии – грех большой.

– А может быть, вы нас возьмёте с собой? Мы погуляем где-то рядом, пока вы будете делать свои дела. Я боюсь, вдруг мы не встретимся, – предложила Настя. – Ань, ты как?

– Нет. Нам нужно выйти. У нас ведь тоже свои дела. Мы их сделаем и придём сюда, вон к тому фонарю. И будем здесь ждать.

– Ну, значит, так, – покорно согласилась Настя. Аня показала, где остановить машину.

– Ладно, девушки. Да будет воля Божия. Если Богу угодно, мы ещё увидимся, – сказал на прощание отец Алексей.

– Конечно, увидимся!

– Ещё бы Ему не угодно! – одновременно бодрыми голосами отвечали подружки.

* * *

 

Исповедь больного – сорокапятилетнего водителя-дальнобойщика, на последней стадии рака – получилась некороткая. Уложиться в обещанные сорок минут у отца Алексея явно не выходило. Отозвав Ваню в прихожую, чтобы не слышали хозяева, он попросил его съездить на условленное место, и если девушки пришли, взять их в машину и дожидаться его на улице. И стал продолжать своё дело уже без спешки. Когда он, уже собрав свой чемоданчик, по приглашению матери и жены больного пил на кухне чай, вошёл Ваня, чем-то обеспокоенный. По его лицу сразу можно было догадаться, что он никого не встретил.

– Эти девушки, по всему видно, наркоманки, – сказал Ваня, когда они спустились по лестнице. – Я нарочно спросил про тот случай – посмотреть на их реакцию. Я простоял на этом углу около часа, всё ждал, да без толку. А дом там рядом – нехороший. Молодёжи много ходит кругом. Вроде бы, Новый год. Ну, пусть даже выпили бы, развлекались бы как-то, всё понятно. А они там не гуляют, а шныряют молчком. По одному, да по два. В подъезд – из подъезда. Руки в карманы, воротник поднят, все одинаковые, как зомби. Я пока стоял, ко мне раз десять в машину заглядывали какие-то мрачные ребята. Мне даже не по себе стало. И обратно-то ехать через это место неохота.

Однако, заводя машину, он спросил:

– Ну, как, батюшка, благословите? Поедем обратно через ту улицу, для контроля? А то можно ещё другим путём выехать на нашу дорогу.

– Давай помолимся.

– Давайте.

Прочитав «Трисвятое», и по «Отче наш», решили всё-таки вернуться прежним путём. Девушек под фонарём, понятное дело, не оказалось, и отец Алексей с Ваней, не мешкая, повернули к дому.

– Ну, что же. Если Богу угодно, мы ещё когда-нибудь увидимся. Он же не хочет смерти грешника, а приводит его к покаянию, как Сам знает. «Кто Бог велий, яко Бог наш! Ты еси Бог, творяй чудеса». Помнишь?

Они вместе громко пропели этот стих. Едва только замер последний звук, как откуда-то из темноты, через сугроб, на обочину метнулась девичья фигурка, размахивающая рукой. Ни отец Алексей, ни Ваня не ожидали в этом месте, на западной окраине города, встретить своих прежних попутчиц. Сомнительно, чтобы и подружки издали отличили на тёмном шоссе Ванину «шестёрку». «Вот это да!» – сказали друг другу батюшка и его помощник, когда Аня открыла заднюю дверцу.

– Мы вас целый час ждали там, на углу. Куда вы пропали-то?

Впрочем, в её голосе не прозвучало ни удивления, ни любопытства, ни обиды. Ваня возразил было, что честно простоял этот самый час, где договаривались, но подруги в один голос твердили своё. «Ну, что ещё спорят? – подумал священник. – Значит, воля Божия. Вот уж поистине – «творяй чудеса». Чем не чудо!».

Неожиданно Аня сказала:

– Знаете, что? Мы обязательно к вам приедем сами. Если можно, скажите ваш телефон. Но сейчас у нас важное дело. Сейчас нам нужно в Ногинск.

– Весь день мёрзли, от самого Александрова, а теперь ещё в Ногинск на ночь глядя? – опечалился отец Алексей. – И как же вы думаете добираться?

– Да как всегда – «автостопом».

– Вы твёрдо уверены, что вам туда нужно?

– Конечно.

– И вы, Настя?

– Ну, да. Вы извините, пожалуйста. Мы приедем к вам, если можно, четвёртого или пятого. Или когда вы скажете. А сейчас нам, правда, нужно. Вы не беспокойтесь, мы до дому ещё сегодня доберёмся, ничего с нами не случится.

– Смотрите, девчонки. Грех вы делаете, вот что я вам скажу. Разъезжаете вы не за хорошими делами. Бог вам нас с вами два раза на пути свёл, желая вас остановить. А вы – то сами вызвались покаяться, а теперь выдумываете что-то.

Подруги промолчали на эти слова священника.

Через некоторое время Настя прозвенела:

– Вы не могли бы ответить на один вопрос? Вот вы священник. Иван тоже служит в церкви. А на что вы тратите своё свободное время? Это очень важно знать. Если это не тайна.

– Никакой тайны нет. Во-первых, каждому христианину надо определённое время уделять молитве. Да и в остальное время всегда помнить о Боге и стремиться исполнять Его волю: везде и всегда стараться понять, что Он хочет именно от тебя. Если бы была семья, время, конечно, уходило бы на неё. Но у меня нет семьи. И Ваня пока ещё не женат. Он помогает мне в повседневном служении – вот так же, как сегодня. Плюс на нём лежат разные заботы о нашем церковном хозяйстве. А я, кроме того, ещё кое-что пишу.

– Что значит: пишете?

– Пишу для людей, о Боге, о жизни. Иногда это удаётся напечатать. Я надеюсь, что это кому-то пригодится. И у меня, кроме сна, свободного времени, пожалуй, и не бывает.

– Вот это здорово. Но это, наверное, и очень трудно. Писать о Боге – так, чтобы люди поняли, чтобы дошло до них. До молодёжи, особенно. Она, мне кажется, уже никому не верит. И ведь писать надо не для славы, не для денег. Писать надо – правду… Лучше молчать, чем в таком деле обманывать.

– А теперь я вас хочу спросить, Настя. Где вы были заграницей?

– В Испании. В Барселоне.

– А чем занимались там?

– Испанскому языку училась.

– И как, выучились?

– Да не знаю. Говорю так, нормально, как по-русски почти. Но надо же ещё уметь специальные тексты читать. А для этого постоянная практика нужна. Поэтому я хочу поступать в институт иностранных языков. Только вот надо справиться с собой. Со своей бедой. С глупостью своей. Но я справлюсь обязательно.

– Скажите, а верующий народ в Испании?

– Ну, да. У них даже язык такой. Когда прощаешься, говорят не «до свиданья», а обязательно «с Богом!»

– Да это ведь ещё не признак. У нас, наверное, поминают Его не меньше, чем у них. А в жизни это никак не проявляется.

– Там, конечно, другие люди. Они очень вежливые. Ты ему на ногу наступишь, а он перед тобою ещё и сам извинится. Там не воруют. Там, если девушка родит не замужем, это позор для всей семьи. От неё даже друзья отвернутся.

– Ну а к вам как они относились?

– А к нам они относятся не очень хорошо. Потому что Россия сейчас считается не на высоком уровне. А встречают всё-таки, как говорится, по одёжке. И культурно дают тебе понять, где твоё место. Хотя сами они (я имею в виду молодёжь) не такие умные, как мы. Они ни к чему не стремятся. Им незачем много думать. Потому что там у каждого в двадцать лет вся жизнь уже полностью обеспечена: дом, машина, чековая книжка. А если у тебя этого нет, ты для них ничего не значишь.

– Вы бы ещё поехали туда?

– Поработать – можно. Поучиться. А жить – нет. Жить надо в России.

Настя замолчала. И больше никто ничего не говорил до самой минуты расставания. До того самого места, где три часа назад произошла встреча. Отцу Алексею с Иваном нужно было направо. Насте и Ане – прямо, вдоль жёлтых фонарей шоссе. Священник дал-таки подругам оба своих телефона – домашний и мобильный. Когда они вышли из машины, отец Алексей тоже вышел.

– Девчонки, я вам много чего сказал бы, но вас же тащит кто-то, как на верёвке. Дайте, я вас хоть перекрещу. Хотя бы ангел-хранитель от вас не отступился.

Аня наклонила голову и деловито, привычным жестом сложила руки, чтобы принять благословение. Потом прикрикнула на отошедшую далеко в сторону подругу:

– Настюха! Ты чего удрала? Благословляйся у батюшки, быстро!

Настя послушно вернулась к машине. В дороге священник говорил с ней, не оборачиваясь, и только теперь, насколько позволял рассеянный свет от фонаря, разглядел её лицо. Каким далёким показался её голос, когда он впервые услышал этот тихий колокольчик, – из такой же дальней дали смотрели на него её глаза. «Словно со дна моря. Или из могилы», – мелькнуло опять в мозгу нехорошее сравнение.

– Вот славная девушка! Как жалко, – сказал Ваня, когда отец Алексей сел в машину.

– Ты о чём? – спросил священник, впрочем, всё понимая.

– Я про Настю. Как она сказала умно, в самую точку попала: «О Боге надо писать только правду». Батюшка, а вот если она, например, вылечится? Детям её по наследству передастся наркотическая зависимость, или нет?

У Вани своя забота. Ваня на каждую девушку смотрит как на возможную невесту. Такая у него пора.

* * *

 

Настя действительно позвонила отцу Алексею пятого января.

Священник возвращался из Москвы вместе с Владимиром Николаевичем. Кто такой Владимир Николаевич? Ну, как сказать… Добрый человек. Не хочется говорить это нерусское словечко – «спонсор». Владимир Николаевич и сам не любит, когда его так называют. Он, дай ему Бог здравия и спасения, пожертвовал приходу деньги на колокол. И вот, сам повёз отца Алексея на церковную ярмарку на своей машине. Уж раз дал денег – надо самому и выбрать, чтобы священнику по его непрактичности брак не подсунули. Вот два часа всё ходили, слушали, – выбирали, чтоб дольше звучал.

И завтра, в канун Рождества Христова, на колокольне зазвонит новенький колокол в сорок восемь килограмм весом. Не очень большой, как раз для маленькой сельской церковки.

Отец Алексей с трудом расслышал телефонный сигнал. В машине была включена запись пения хора Валаамского монастыря. Владимир Николаевич всегда ставит такие кассеты, когда едет куда-то со священником. И отцу Алексею каждый раз становится стыдно за себя и за своих певиц, ещё смолоду оглохших на ткацких станках.

Он поднёс трубку к уху, попросив Владимира Николаевича сделать звук потише.

– Алексей! Алексей! Это я, Настя. Ну, что ты молчишь?..

Настя была или пьяна, или, что ещё более вероятно… Голос её звучал, будто звон битого стекла. Никаких колокольчиков.

– Ну, Алексей!.. Ты что не отвечаешь? Ты уже меня не помнишь, да? Ты же сам приглашал меня в машину…

«Господи, да что же он подумает про меня? Он же всё слышит».

– Извините, – сказал он в трубку. – Но почему вы меня называете на «ты»? Вы или обращайтесь, как следует, или я не буду с вами разговаривать.

И, не дожидаясь ответа, нажал на клавишу.

– Случился тут разговор на днях с одной несчастной девочкой, – неуверенно стал он объясняться. – Думаю, придёт в храм, хоть обратится к Богу, найдёт, может, путь в жизни. Она мне в дочери годится по годам… а сейчас разговаривает, будто с дружком каким-то. Я и не стал говорить с ней: зачем поощрять наглость?..

«Так слышал он, или не слышал?»

– Сколько же лет этой вашей девочке? – с иронической ноткой спросил Владимир Николаевич.

«Точно – слышал. Вот беда».

– Думаю, двадцать, не больше.

Владимир Николаевич внушительно произнёс:

– Двадцать лет – это уже не девочка. Это совершенно взрослый человек. У меня в двадцать лет была специальность. Была семья, за которую отвечал я сам, целиком и полностью. Были ясные, железно поставленные цели. Мне никто ничего на тарелочке не подносил. А если у этой девочки в двадцать лет пути нет, то уже и не будет; это я вам точно говорю. Послушайте, но вы же у нас один. Не хватит вас на всех таких, сопли им утирать.

Как печать поставил.

Священник ничего не ответил ему. Он чувствовал себя смертельно разбитым.

* * *

 

Когда новый колокол, наконец, был водворён в кладовой, а Владимир Николаевич уехал, отец Алексей в изнеможении опустился на скамейку у храма.

«…Где же ошибка? В чем я согрешил? Почему мне до такой степени не по себе? – размышлял он, прижимая пальцы к вискам. – Не надо было давать телефон? Тогда для чего он вообще, если нуждающийся в помощи человек не может по нему позвонить? Она позвонила – понятно в каком состоянии. У тебя есть к ней претензии? Да нет же, с неё сейчас нечего спрашивать. Правильно ли ты поступил, что не стал разговаривать, да ещё и укорил? Если бы ты был в это время один, смутил бы тебя её безобразный тон? Нет. Ты бы отнёсся к этому даже с юмором. Итак, на твою реакцию повлияло только одно – то, что рядом другой человек, перед которым тебе надо выглядеть «в лучшем свете». Но вспомни, как блудница при всём честном народе стала целовать ноги Спасителю, обливать их миром и отирать волосами. Сцена была самая скандальная. И как поступил Он? А как – ты?

Но Господь предвидел, что та грешница обратится, и, может быть, именно поэтому позволил ей делать, что она хотела? А ты почти наверное знаешь, что эта девушка неизлечима. Наркоманию у нас никто не умеет лечить, это факт. В Ане чувствуется, по крайней мере, характер, и к тому же у неё – ребёнок. Это что-то да значит для женщины. А Настя хоть и умница, и у неё, кажется, доброе сердце, – но она безвольна и, следовательно, обречена. Только разве что какое-то чудо…»

Успокоиться он так и не смог. Голова разболелась ещё хуже. Он набрал по определителю номер, с которого звонила Настя. Шли короткие гудки. Сделал ещё несколько попыток. Короткие гудки сменились длинными – только и всего, но ответа не было.

Священник пошёл домой, пытаясь придать лицу выражение, которое соответствовало бы важности сделанной для храма покупки.

– Ты где пропал? Владимир Николаевич двадцать минут как проехал обратно, а ты всё не идёшь и не идёшь. Я уже третий раз суп на плиту ставлю, – встретил его отец. – Когда вы на машине подъехали к церкви, у меня тут телефон надрывался: раз шесть звонили. Я кричу: алло! – а там кто-то дышит в трубку, и ничего не говорит…

* * *

 

Отец Алексей в течение месяца каждый день набирал покровский номер, оставшийся в памяти его мобильного телефона. Ни разу ему никто не ответил. Что это за квартира, где никто не живет? Или это и не квартира вовсе? Потом, когда ему однажды пришлось временно поставить себе чужую «симку», из памяти телефона сразу исчезли все прежде записанные номера. Бесследно пропал и Настин номер. Что, кажется, было бы проще – записать его ещё куда-то? Но почему-то он этого не сделал. Он даже почувствовал некоторое облегчение, когда это случилось.

И кто бросит в него камень? Вам приходилось всерьёз, вплотную иметь дело с наркоманами? Не приходилось – ваше счастье…

* * *

 

Здесь я уже решился было приписать:

«Вот и подошла к концу эта немудрёная история. Хотя она и начаться-то по-настоящему не успела. И, наверное, к лучшему».

А что? Подленько, за то всё, как в жизни. Многие из нас узнают себя в этой ситуации. Но остаётся что-то, что не даёт сказать – «конец».

Это – вера. Кроме печального жизненного опыта, есть ещё вера.

В Евангелии Христос спрашивает нас: «Сын Человеческий, когда придёт, найдёт ли веру на земле?» Конечно, найдёт. Потому что верою и стоит ещё земля.

И если, придя снова на эту землю, Господь найдёт на ней хотя бы только одну веру Ани и Насти, – веру слепую, юродивую, вопреки всему, веру до последнего рокового укола, – и тогда Его кровь была пролита не напрасно. И мне думается, что разбойники, мытари и блудницы конца времён даже такой верою будут спасены. А у многих ли из нас есть хоть такая?

…А если – ещё не самый-самый конец времён? И на этот вопрос ответ знает только вера.

И давайте, всё-таки, с верою помолимся за Аню и Настю. Чтобы никогда, чтобы ни за что не случился с ними – этот последний укол проклятый.

 

 

Новости | О нас | Фильмы и фотографии | Статьи | Молитвы | История

rus | eng